Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно.
(детская загадка).
Статья 152 ГПК РФ в 2011 г. была дополнена частью 6.1 , вызывающей серьезные проблемы в применении, поскольку по заложенному в нее смыслу выходит за рамки подготовки дела к судебному разбирательству.
По структурному положению ст. 152 ГПК РФ входит в главу 14 «Подготовка дела к судебному разбирательству».
Круг действий, которые могут производится судом в этой стадии производства, определен ст. 150 ГПК РФ:
1) разъясняет сторонам их процессуальные права и обязанности;
2) опрашивает истца или его представителя по существу заявленных требований и предлагает, если это необходимо, представить дополнительные доказательства в определенный срок;
3) опрашивает ответчика по обстоятельствам дела, выясняет, какие имеются возражения относительно иска и какими доказательствами эти возражения могут быть подтверждены;
4) разрешает вопрос о вступлении в дело соистцов, соответчиков и третьих лиц без самостоятельных требований относительно предмета спора, а также разрешает вопросы о замене ненадлежащего ответчика, соединении и разъединении исковых требований;
5) принимает меры по заключению сторонами мирового соглашения, в том числе по результатам проведения в порядке, установленном федеральным законом, процедуры медиации, которую стороны вправе проводить на любой стадии судебного разбирательства, и разъясняет сторонам их право обратиться за разрешением спора в третейский суд и последствия таких действий;
5.1) разрешает вопрос о переходе к рассмотрению дела в порядке упрощенного производства;
6) извещает о времени и месте разбирательства дела заинтересованных в его исходе граждан или организации;
7) разрешает вопрос о вызове свидетелей;
8) назначает экспертизу и эксперта для ее проведения, а также разрешает вопрос о привлечении к участию в процессе специалиста, переводчика;
9) по ходатайству сторон, других лиц, участвующих в деле, их представителей истребует от организаций или граждан доказательства, которые стороны или их представители не могут получить самостоятельно;
10) в случаях, не терпящих отлагательства, проводит с извещением лиц, участвующих в деле, осмотр на месте письменных и вещественных доказательств;
11) направляет судебные поручения;
12) принимает меры по обеспечению иска;
13) в случаях, предусмотренных статьей 152 настоящего Кодекса, разрешает вопрос о проведении предварительного судебного заседания, его времени и месте;
14) совершает иные необходимые процессуальные действия.
То есть ни о каком исследовании доказательств речь не идет.
То же самое мы видим и в ст. 148 ГПК РФ: законодатель не ставит одной из задач подготовки дела к судебному разбирательству установление каких-либо обстоятельств.
Однако ч. 6.1 ст. 152 ГПК РФ этот порядок кардинально нарушает: предписывает выяснять «обстоятельства, свидетельствующие, что изменение фактического места жительства детей на период до вступления в законную силу соответствующего судебного решения противоречит интересам детей».
А на основе чего суд выясняет, устанавливает «обстоятельства»?
На основе доказательств (ч.1 ст. 55 ГПК РФ), которыми являются объяснения сторон и третьих лиц, показания свидетелей, письменные и вещественные доказательства, аудио- и видеозаписи, заключения экспертов.
Другими словами, суд должен исследовать доказательства.
То есть все то, что суд делает в стадии судебного разбирательства, часть 6.1 ст. 152 предписывает совершить в стадии предварительного судебного заседания.
Во-первых, возникает вопрос с законностью самих доказательств. Доказательства, полученные с нарушением закона, не могут быть положены в основу решения (ч.2 ст. 55 ГПК РФ). А ГПК предписывает исследовать доказательства в стадии судебного разбирательства, а не в стадии подготовки дела к судебному разбирательству.
Во-вторых, возникает вопрос: если исследовать все доказательства в стадии подготовки дела к судебном разбирательству (а исследовать надо все, иначе результат, полученный от исследования части доказательств, нельзя считать объективным), то чем тогда заниматься в самом судебном разбирательстве?
Ну, и в-третьих, если исследованы все доказательства и по ним вынесено определение об определении места жительства детей до вступления решения суда в законную силу, то и окончательное решение не может отличаться от промежуточного определения.
Ведь решение будет основано на тех же самых доказательствах, которыми обосновывалось определение.
Изменить окончательное решение может только поступление каких-то суперважных доказательств в ходе судебного разбирательства, которые не исследовались в предварительном судебном заседании. Что влечет за собой следующий вопрос: почему эти доказательства не истребовались сразу и не исследовались, раз уж они такие важные? А это изначально ставит под сомнение законность вынесенного определения о временном месте жительстве детей: всякие косвенные доказательства исследовали, а суперважные нет. А слона и не приметили.
Ведь нельзя же исходить из того, что законодатель допускает в предварительном судебном заседании поверхностное изучение ситуации. На тяп-ляп. Дескать, ничего страшного в том, если дети потерпят два месяца, если в результате исследования не всех доказательств суд ошибется в определнии места жительства детей или порядка осуществления родительских прав до вступления решения суда в законную силу. Иначе теряется смысл введения ч.6.1 ст. 152: если изначально исходить, что в такой ошибке ничего страшного нет, то пусть дети терпят, как и раньше терпели (до введения ч. 6.1).
То есть, как минимум, в существовании ч.6.1 ст. 152 нет никакого смысла: если при подготовке дела к судебному разбирательству исследовать доказательства, то она фактически подменяет собой всю стадию судебного разбирательства (если ее реализовывать добросовестно, с полным пониманием того, что определение места жительства ребенка до вступления решения суда в законную силу может существенно затрагивать интересы ребенка); а если доказательства не исследовать, то получится, что вопрос, существенно затрагивающий интересы ребенка, суд решит вслепую.
Проблема применения ч. 6.1 ст. 152 особенно актуальна, если стоит вопрос о безопасности детей при определении их места жительства или порядка осуществления родительских прав до вступления решения суда в законную силу.
Законодатель вложил в ч. 6.1 ст. 152 ГПК РФ более узкий смысл, чем это получилось текстуально, а потому суд должен применять ограничительное ее толкование, поскольку эта норма безусловно должна применяться с учетом ст.20 Конституции РФ (каждый имеет право на жизнь).
Если в основе иска лежит не простая бытовая склока родителей, не могущих поделить время общения с детьми, а забота о безопасности детей, связанная с реальной угрозой их жизни и здоровью, то в этом случае нормой, обеспечивающей реализацию права ребенка на жизнь, является ст. 77 СК РФ (аналогия закона): ребенок без всякого судебного решения должен быть немедленно отобран органом опеки от родителя на основании существования только угрозы его жизни и здоровью.
Подчеркиваем, только угрозы. Доказывание в суде факта, что жизнь и здоровье ребенка действительно подвергаются опасности, начинается позже (после удаления ребенка из враждебной среды).
ГПК РФ не предполагает возможность исследования в предварительном судебном заседании (по смыслу всей этой главы в целом) доказательств, обосновывающих возможность общения ребенка с родителем до вступления решения суда в законную силу, поскольку законодатель исходит из того, что жизни и здоровью ребенка точно ничего не угрожает. Для этого просто необходимо, чтобы никто из участников процесса о такой угрозе даже не заикался.
Если же при этом встает вопрос о безопасности ребенка, то без исследования доказательств этот вопрос решить нельзя.
Если суд не будет исследовать объяснения сторон, показания свидетелей и письменные документы по этому обстоятельству, то, получается, он решит важнейжий вопрос о безопасности ребенка вслепую.
Если же суд начнет исследовать доказательства, то это уже означает переход к разбирательству дела по существу и предполагает вынесение окончательного решения, а не промежуточного.
Выносить же решение по вопросу безопасности детей на основании только заключения органа опеки и опроса самих детей (как это закреплено в ч.6.1 ст. 152) несерьезно и неправильно.
Детей законодатель считает недееспособным в том числе и потому, что они не способны адекватно оценивать степень опасности для собственных жизни и здоровья.
Что касается заключения органа опеки, то по оценке экспертов, положение с обеспеченностью органов опеки профессионалами на сегодняшний день просто бедственное.
«Вопрос о необходимости разработки профстандартов был поставлен в 2012 году, когда из регионов начали поступать массовые жалобы на некомпетентность сотрудников госучреждений, в которых предоставляют соцуслуги.
По словам экспертов, сегодня в РФ фактически нет социальных работников, которые могут профильно работать, например, в сфере опеки и попечительства.
Ректор Московского государственного психолого-педагогического университета Виталий Рубцов утверждает: «В органах опеки штат укомплектован профессионально только на 20–22% — это люди, которые на профессиональном уровне понимают, что они делают. А 4/5 — это люди из других сфер, изначально не связанные с социальной работой».[1]
Как вообще поступать суду, если один из родителей ведет себя довольно неадекватно по отношению к детям, с точки зрения обывателя, но пока не причинил никакого вреда своим поведением ребенку, но при этом требует общения с ребенком без присутствия другого родителя?
Приведем пример из собственной практики.
Отец, мягко говоря, странно играл со своими 10-летней дочерью и 8-летним сыном: наваливался телом на детей, держал своими ногами их руки и ноги, а рот и нос закрывал детям рукой, не давая дышать. При этом приговаривал, что им надо учиться подольше не дышать.
Детям никогда такие игры не нравились. Но поскольку они имели место непостоянно (примерно раз в 3 месяца) и вклинивались в другие игры (догонялки, поднималки и т.п.), то они против этого возражали не слишком активно.
Однажды в ходе такой игры отец довел дочку до рыданий и прекратил ее душить только после того, как подскочила мать и пообещала размозжить ему голову скалкой.
На просьбы детей не играть с ними таким образом, отвечал, что не может этого обещать, так как он привык так играть (с ним в детстве точно так же играл его двоюродный брат).
Однажды, когда мать находилась на излечении в больнице, дочь позвонила ей среди ночи и пожаловалась, что отец опять играл с ней в свою ненормальную игру: навалился на нее не так как обычно, слишком долго целовал ее в промежуток между носом и губами (одновременно не давая ей дышать). При этом ребенок сообщил, что у нее возникло сильное опасение, что их половые органы вот-вот соприкоснутся. У нее даже возникло опасение, что отец может ее изнасиловать.
После выписки из больницы мать срочно забрала детей и укрылась в Центре социальной помощи семье и детям, опасаясь, что отец может изнасиловать детей.
Отец подал иск об определении порядка общения с детьми, в котором просил разрешить ему забирать к себе детей с ночевкой. Мать настаивала на том, что отец должен общаться с детьми только в ее присутствии.
В ходе процесса выяснились следующие подробности из детства и сексуальной жизни отца детей, которые по отдельности, конечно, ничего тревожного не представляют, но в совокупности заставляют насторожиться нормального человека.
По показаниям жены, мужа не интересовали традиционные формы секса с супругой. Такой секс не доставляет ему наслаждения, и он постоянно пытался склонить ее к оральному и анальному сексу.
Жена показала, что муж рассказывал, как в детстве он иногда прогуливал школу, чтобы подглядывать за сексуальной жизнью своей матери: хлопал дверью при выходе из дома, а потом незаметно возвращался, прятался под кроватью и наблюдал оттуда за действиями матери и ее любовника.
В возрасте 24 лет он подглядывал в окно за своей будущей невестой (женой) в душе.
Он часами просиживает на порносайтах, предпочитая такое времяпровождение реальному сексу с супругой.
Он был уличен в обнимании и целовании чужих детей, когда рядом нет их родителей, в результате чего родители запретили ему приближаться к их ребенку.
Немаловажно и то, что дед истца был осужден за педофилию. Не исключено, что он и истца успел развратить.
Если родители насилуют своих детей, то велика вероятность, что последние точно также будут поступать со своими детьми.
В марте 2017 г. во Франции начался процесс над тремя семейными парами, которые обвиняются в изнасиловании 45 детей в возрасте от нескольких месяцев до 12 лет в период с января 1999 года по февраль 2002 года. «Многие из них в детстве сами были жертвами сексуального насилия: это Франк В., его жена Патрисия, ее сестры Лидия, Кристель и Карин, ее брат Бернар, его тетка Натали (которую насиловал ее собственный брат) и другие.
В семье В. есть дедушка по имени Филипп. Он обвиняется в изнасиловании своего сына Франка (в то время ему было 16 лет) и своих дочерей, в том числе Лидии, находившейся в возрасте от 2 до 6 лет. Из тюрьмы он вышел в 1998 году - как раз вовремя, чтобы принять участие в изнасиловании Франком его 5-и 6-летних внучек, годовалого сына и 2-летнего сына Лидии.
Сын Филиппа, Франк, является одним из организаторов сети детской проституции, в которую он втянул и собственных детей: одна из его дочерей, которой в 1999-м было 4 года, подверглась насилию по крайней мере 45 раз. Его жена Патрисия вела бухгалтерию и участвовала в актах сексуальной агрессии. В 6-летнем возрасте ее саму изнасиловал отец, Жан-Клод М., который насиловал и собственную внучку» .[2]
Вернемся к нашему случаю. Для суда оказалось недостаточно перечисленных выше обстоятельств из личной жизни истца, чтобы отказать ему в общении с детьми без присутствия матери. Суд назначил истцу (по его же просьбе) психолого-психиатрическую экспертизу (уже в стадии судебного разбирательства), поскольку, по мнению суда, позиция матери основана на том, что опасные для детей действия со стороны отца могут как произойти, так и не произойти. И никаких доказательств того, что это обязательно случится, она суду не предоставляет.
При этом и отец не предоставляет суду никаких доказательств того, что ничем страшным для детей его общение наедине с ними не закончится.
Решение суда о назначении психолого-психиатрической экспертизы в этом случае представляется излишней перестраховкой. Дело в том, что никаких доказательств этого и быть не может, поскольку речь идет о будущем, которое всегда несет в себе элемент вероятности. Подобная экспертиза никаких твердых гарантий не даст.
Хочешь не хочешь, суду придется разрешать этот вопрос только на основании предоставленных фактов поведения ответчика, которые судье придется оценивать исходя из собственного жизненного опыта и полученного образования. Суд в данной ситуации может только оценивать вероятность наступления тех или иных негативных событий. И никакой закон при этом не устанавливает, какую степень вероятности наступления негативных событий можно считать допустимой, чтобы разрешить отцу общение с детьми в такой ситуации наедине.
Но даже если речь идет о равных шансах того, что несчастье с ребенком в результате такого общения произойдет (50 на 50 процентов), то и тогда это чудовищно высокий процент, чтобы рисковать здоровьем ребенка.
Даже если процент вероятности наступления негативных последствий общения отца с детьми низок, допустим, всего 5%, то и тогда речь по сути идет о риске: суд в этом случае рискует здоровьем ребенка, полагаясь на то, что эти негативные последствия не наступят.
Вопрос в том, а имеет ли суд право рисковать (пусть даже риск незначителен) здоровьем ребенка, который не имеет возможности самостоятельно защититься от действий взрослого человека в критической ситуации? Может ли суд пожертвовать безопасностью ребенка в угоду желанию отца общаться с ним наедине?
Психологическая экспертиза – это чистой воды обман. По терминологии Остапа Бендера, сравнительно честный способ отъема денег у населения.
Эта экспертиза построена на анализе не рефлексов или инстинктов (т.е. не области бессознательного, над которым человек не властен), а на обдумывании ответов на поставленные вопросы. А потому она эффективна только в отношении маленьких детей или психически больных, у которых что на уме, то и на языке. Взрослый же человек, у которого все в порядке с логическим аппаратом, зная цель обследования, легко эту экспертизу обманет.
Психологические тесты и экспертизы не дают никаких гарантий относительно поведения человека в будущем, а только повышают вероятность прогноза поведения. Считается, что если психологическими методиками, основанными на тестах, пользуется профессиональное сообщество, то, следовательно, они достаточно эффективны.
С нашей точки зрения, методики, основанные на тестах, вилами по воде писаны.
Разработал когда-то один из психологов какую-то методику, и все ею пользуются за неимением ничего лучшего. Потом кто-то другой разработал другую методику, и ее тоже начали использовать. С течением времени этих методик становится больше. Каждый из психологов может применять в своей работе любую из них. Какая-то часть психологов не согласна с одной методикой, какая-то часть с другой. Но никто их не рассудит и не скажет раз и навсегда, что вот эта методика правильная, а эта нет.
Потому что никто их не утверждал. В сфере психологии нет никакого органа власти, который бы мог признать одни методики правильными, а другие неправильными. Пользуются всем подряд: одними более широко, другими реже.
Даже если человек будет честно отвечать на поставленные вопросы теста, то и тогда нет никаких гарантий того, что результат окажется верным.
Используемые в тестах вопросы и корреспондирующие им ответы (которые составителями тестов предполагаются как правильные) весьма субъективны.
Работа человеческого мозга в отличие от работы других внутренних органов человека до сих пор загадка для науки.
На земле живет 7 миллиардов людей, а психологические исследования по той или иной теме проводятся в лучшем случае на паре тысяч человек. Поэтому говорить о какой-либо объективности не приходится: результаты тестирования группы из пары тысяч человек, положенные в основу той или иной методики, могут быть чистым совпадением. И нет никакой гарантии, что если вместо 2 000 обследовать 10 000 000 человек того или иного психотипа, то результат не окажется прямо противоположным.
Люди одного психотипа при ответе на какой-то один конкретный вопрос теста необязательно выберут один и тот же вариант ответа. При прохождении теста обследуемый часто затрудняется с выбором вариантов ответа, потому что ему одинаково подходят сразу несколько из предложенных вариантов (а выбрать надо один) или не подходит вообще никакой (а выбирать надо). Поэтому из-за присутствия элемента случайности выбора может оказаться, что два человека одного психотипа при прохождении теста могут предстать по его итогам совершенно разными людьми.
То же самое и в отношении психиатрической экспертизы.
Одно дело, когда медицинская экспертиза основана на заборе и исследовании образцов биоматериала человека или на обследовании внутренних органов человека точными медицинскими приборами. И совсем другое, когда она состоит из ответов на поставленные вопросы. Примерно зная ответы какого типа могут быть расценены как признаки патологии, ее легко можно обмануть.
Вернемся к описанному выше конкретному судебному делу.
При разрешении ходатайства отца о назначении комплексной психолого-психиатрической экспертизы со стороны матери были поданы письменные возражения против ее назначения с обоснованием ее бесполезности.
Экспертиза была назначена, но ожидаемо оказалась безрезультатной: эксперты не рискнули в такой ситуации брать на себя ответственность за поведение отца и отделались ничего не значащими выводами. Деньги за проведение экспертизы взяли, но при этом сами признались в том, что она не полная.
Заключение представляет собой многократный пересказ материалов дела с одновременным отказом от каких-либо выводов по поставленным судом вопросам.
Экспертиза назначалась как комплексная, т.е. с участием психиатров и психологов. Однако заключение подписал только один эксперт – медицинский психолог, который сделал выводы и за себя и за своих коллег психиатров.
Эксперт ответил только на один вопрос, дав характеристику отцу, придя к выводу, что расстройств памяти и интеллекта у него не выявлено.
Ну, очень ценная для суда информация (в свете того, что иск матери основан на опасении вероятности изнасилования детей отцом или причинения вреда их здоровью вследствие его ненормальных игр с ними): если отец изнасилует детей, он этого не забудет.
Отказ от ответа на второй вопрос эксперт обосновал тем, что для выявления возможного негативного влияния отца на детей во время их общения необходимо обследование каждого из детей и родителей, а в экспертизе принимал участие только отец, но не дети.
Спрашивается, кто мешал эксперту заявить о невозможности проведения экспертизы при таких обстоятельствах? Ведь согласно ст. 85 ГПК РФ, эксперт, в случае недостаточности представленных ему материалов и документов для проведения экспертизы, обязан направить в суд сообщение в письменной форме о невозможности дать заключение.
Но нет. Наш эксперт за проведение экспертизы взялся (из-за денег), а провести ее не смог.
Отказ от ответа на третий единственно важный вопрос эксперт мотивировал тем, что в рамках гражданской амбулаторной экспертизы невозможно выявление сексуального влечения отца к детям в структуре психоэмоционального отношения к детям, поскольку для этого нужно применение методов патопсихологического исследования в рамках стационарного обследования.
Вот как это звучало дословно: «Сексуальные (развратные) действия в отношении малолетних не всегда определяются расстройством сексуального предпочтения (в виде педофилии), возможны другие механизмы подобных действий, не связанные с устойчивыми и доминирующими поведениями к сексуальной активности с детьми, поэтому требуется направленное психологическое тестирование психосексуальной сферы. Данный объем исследования достижим только в рамках стационарного комплексного психолого-психиатрического экспертного исследования в отношении лиц, обвиняемых в изнасиловании или развратных действиях в отношении детей, и предполагает использование других методов экспериментально-психологического (патопсихологического) исследования. В рамках стационарного комплексного психолого-психиатрического экспертного исследования заключение психолога-эксперта об особенностях психосексуальной сферы могут исследоваться врачами-экспертами в качестве дополнительных патопсихологических данных для клинической дифференциальной диагностики, а также для установления степени выраженности имеющихся у подэкспертного психических расстройств. В рамках проведения амбулаторной гражданской экспертизы об определении порядка общения с несовершеннолетними детьми невозможно определение «наличия сексуального влечения» «в структуре психоэмоционального отношения к детям» (в редакции суда), поскольку регламент гражданской экспертизы по спорам о воспитании детей не предполагает использование таких методов».
Кто не понял, смысл такой: эксперт не может дать ответ на поставленный судом вопрос в рамках амбулаторной экспертизы, поскольку для этого требуется положить подэкспертного в стационар (в психбольницу), что, в свою очередь, возможно только в случае совершения им преступления (т.е. принудительное обследование).
А сразу об этом нельзя было заявить, когда суд поручал экспертизу данному учреждению (ведь предварительно судья согласовывал этот вопрос с данным экспертным учреждением и даже вопросы к эксперту формулировал при помощи специалиста этого учреждения)? При разрешении вопроса о проведении экспертизы в том или ином экспертном учреждении суд не интересует, какими методами намерен пользоваться эксперт. Суд интересует только то, сможет ли он провести требуемую экспертизу.
Эксперт деньги за экспертизу взял, но сам признался, что провел ее не теми методами, которыми требовалось для дачи заключения.
А что мешало провести ее теми методами, которыми требовалось?
Нужно было всего лишь предложить отцу лечь в стационар на обследование.
Объяснение невозможности проведения такой экспертизы в рамках гражданского дела, поскольку, якобы, регламент гражданской экспертизы по спорам о воспитании детей не предполагает таких методов, совершенно незаконно.
Нет никакого регламента гражданской или уголовной экспертизы, и нет никакого деления на гражданскую или уголовную экспертизу.
Никаких препятствий в проведении такой экспертизы в рамках гражданского дела нет, т.к. методы исследования будут одни и те же. Различается только цель.
В рамках уголовного дела целью является разрешение вопроса о назначении наказания лицу, совершившему преступление: то ли это будет лишение свободы, то применение принудительных мер медицинского характера.
В рамках гражданского дела целью будет предотвращение совершения преступления лицом, которое его способно совершить по характеру своего поведения.
Все дело в добровольности. В рамках уголовного дела согласия обследуемого никто спрашивать не будет, а в рамках гражданского дела такое согласие нужно.
Если в нашем случае отец сам согласится лечь на стационарное обследование в психбольницу, то эксперты не вправе отказать в проведении такой экспертизы.
Судя же по заключению эксперта, необходимо чтобы в отношении отца сначала было возбуждено уголовное дело за изнасилование своих детей, а уж потом можно будет провести психолого-психиатрическую экспертизу. Что лишает затею с проведением психолого-психиатрической экспертизы всякого смысла: в этом случае и без экспертизы будет понятно, что отец был способен на изнасилование детей.
В общем, заключение абсолютно бесполезное.
Единственный вывод, сделанный экспертом – это вывод об отсутствии у отца какого-либо психического расстройства, который сводится на нет утверждением эксперта в мотивировочной части заключения, что развратные действия в отношении малолетних детей не всегда обусловлены расстройством сексуального предпочтения (в виде педофилии), возможны и другие механизмы подобных действий.
Причем вывод об отсутствии психических раcтройств делает почему-то не психиатр, а психолог, к компетенции которого такие вопросы не относятся. Кроме того, вызывает вопрос, почему заключение комплексной экспертизы подписано одним членом комиссии, а не всеми, как того требует ст. 82 ГПК РФ.
Вывод: исследовать доказательства в предварительном судебном заседании нельзя, а без этого ч. 6.1 ст. 152 ГПК РФ теряет всякий смысл, если иск (или возражения по иску) основан на соблюдении безопасности детей: нельзя отдавать детей вслепую даже на время родителю, чье поведение может быть для них опасным.
И не прибегайте к психолого-психиатрическим, патопсихологическим, сексопатологическим экспертизам, если только речь не идет о ребенке или о человеке с ярко выраженными психическими отклонениями: это бесполезная трата денег и времени.
Чертовской Ф.Ф.
Библиография:
[1] «Новая система социальных услуг: что это значит, когда появится и кого затронет» / http://tass.ru/obschestvo/3735769.
[2] Во Франции начался процесс над семьями педофилов, которые изнасиловали 45 детей/ http://www.newsru.com/crime/04mar2005/pedo.html
style="border:0;" height="31" width="88" alt="Рейтинг@Mail.ru" />